Читать книгу "Время и книги (сборник)  - Уильям Сомерсет Моэм"

6

Одним из самых упорных врагов архиепископа был человек довольно необычный, и о нем, хоть это и отступление от темы, мне хочется рассказать. Звали его Сэмюэль Джонсон.

Когда я впервые наткнулся на упоминание о нем, даже растерялся: для большинства образованных людей существует один-единственный Сэмюэль Джонсон, и нам в голову не приходит, что кто-то еще смеет носить такое же имя. Понятно, за многие века в Англии – и до, и после нашего замечательного лексикографа Джонсона – были сотни Сэмюэлей Джонсонов, но именно он известен больше, чем любой литературный персонаж или историческое лицо. Поклонники доктора любят его не только за личные качества – ум, здравый смысл и доброту; они любят Джонсона в том числе за недостатки и не желали бы видеть его менее деспотичным в разговоре или более умеренным в еде, а его стиль – не столь высокопарным, напыщенным и тяжеловесным.

Интересно, что Джонсон, о котором я хочу рассказать, обладал отдельными чертами того, известного Джонсона – такой же нетерпимостью, храбростью, грубостью, упрямством. Английский склад характера иногда порождает людей подобной закалки, людей, не желающих видеть, что у медали есть две стороны; будучи всегда убеждены в своей правоте, они пойдут на любые невзгоды, разорение, претерпят травлю, тюрьму, но не уступят.

Наш Джонсон родился в 1649 году, учился в школе Святого Павла, затем в Тринити-колледже в Кембридже, потом был посвящен в духовный сан. Он не стал жить в данном ему приходе, поскольку считал, что тамошний климат вреден его здоровью, и переложил все обязанности на младшего священника. Поселился Джонсон в Лондоне, и лорд Рассел сделал его своим капелланом. В 1682 году Джонсон опубликовал сочинение под названием «Юлиан Отступник», в котором яростно критиковал доктрину непротивления и пассивного подчинения. В то время делать подобные вещи было опасно. Название книги в оскорбительной форме намекало на герцога Йоркского, отринувшего веру отцов и присоединившегося к Римской церкви. За это сочинение, признанное клеветническим и подстрекательским памфлетом, Джонсон подвергся судебному преследованию. Его приговорили к крупному штрафу с заключением в тюрьму до выплаты. Книгу сжег палач. Поскольку Джонсон не мог уплатить штраф, он, как сказано в Национальном биографическом словаре, оставался в тюрьме почти до 1685 года. Там он написал агрессивную статью под внушительным названием: «Скромное и сердечное обращение ко всем английским протестантам в армии». С помощью товарища по заключению, у которого имелись связи с внешним миром, Джонсону удалось передать рукопись на волю. В 1686 году, когда Яков II унаследовал престол после своего обаятельного и бестолкового братца, книгу напечатали и стали распространять – и в особенности усердно среди солдат. Джонсон не мог не предвидеть тяжелых последствий; остается предположить, что в силу своего жесточайшего фанатизма он был готов на все. Его опять судили и на сей раз приговорили к стоянию у позорного столба в Вестминстере, на Чаринг-Кросс и у Королевской биржи, к уплате штрафа и битью кнутом по дороге от Ньюгейта до Тайберна. Бичевание он перенес с редкой стойкостью. Перед наказанием Джонсона отвели в собор Святого Павла, где в помещении капитула три епископа и несколько священников провели церемонию лишения сана. Освободили его уже после революции: приговор объявили недействительным, лишение сана отменили.

Сэмюэль Джонсон обладал твердостью ума и был человеком способным и ученым, но притом необузданным, нетерпимым к возражениям, деспотичным, заносчивым; мало того что он переоценивал свои достоинства, так еще имел привычку недооценивать чужие. Честолюбие Джонсона не знало границ.

Леди Рассел, которую заботила его судьба, поскольку он служил некогда ее несчастному супругу, и попросила Тиллотсона, тогда декана собора Святого Павла, ходатайствовать за Джонсона перед королем. Так как Тиллотсон долго дружил с семьей лорда Рассела, он и семейный капеллан Джонсон наверняка часто виделись. Трудно представить более разных людей. Один – грубый, непримиримый и самоуверенный, а другой – терпеливый, добрый и мягкий. Во время заключения Джонсона Тиллотсон послал ему денег. Тот с презрением, но принял подарок: обстоятельства вынуждали. Тиллотсон и дальше помогал бедняге, только теперь уже старался, чтобы тот не узнал, от кого получает помощь. Несмотря на нападки Джонсона, в основном за пресловутое письмо лорду Расселу, Тиллотсон не умел стоять в стороне, если мог облегчить страдания ближнего. Он обратился к королю. Вильгельм согласился что-нибудь сделать, однако из-за непростого характера Джонсона никак не мог решить, что именно. Излишней тактичностью Джонсон никогда не страдал, даже при дворе упражнялся в сарказмах. Как-то раз он заявил, что коль скоро короли несут ответ перед одним лишь Господом, то «охвостье» Долгого парламента совершенно справедливо отправило к нему Карла I.

Наконец Джонсону предложили должность декана богатого Даремского собора, но он, не желая ничего ниже епархии, высокомерно отказался. Он стал требовать от короля пенсии, а Тиллотсон уговаривал короля согласиться. Вильгельм не пожелал это обсуждать. Галифакс, лорд-хранитель малой печати, позже сообщил декану, что король, по его собственным словам, раздавая церковные должности, не может еще и выплачивать пенсии из своего кармана. Галифакс также добавил, что Джонсон весьма нелестно отзывается о самом декане. Вполне в его духе – поносить единственного человека, имеющего желание ему помогать. Король был согласен подобрать Джонсону хорошую епархию в Ирландии; по мнению архиепископа, Джонсона это могло устроить. Не тут-то было. Джонсон не соглашался: подавай ему епархию в Англии, или не нужно ничего. Ему дали неплохую пенсию, и более о нем ничего не известно.

Любить такого невозможно… но нельзя не уважать.

7

Тиллотсон недолго занимал высочайшую должность, которую принял так неохотно и которая не принесла ему радости. Оскорбительные нападки не прекращались. Из-за одной его проповеди поднялся страшный шум. Архиепископ произнес ее перед королевой; речь шла об адских муках. Он утверждал, что представление о вечных терзаниях в аду не согласуется с Господней справедливостью и милосердием; несмотря на Его угрозы, «если обречение грешников на вечные муки противоречит справедливости или доброте, кои Ему известны лучше, чем нам, Он так не сделает».

Враги Тиллотсона разгневанно кричали, что он отвергает вечные адские муки для того лишь, чтобы утешить королеву, которая тогда «была в отчаянии из-за своего поступка по отношению к отцу, Якову Второму».

Все нападки Тиллотсон сносил с терпением и смирением.

Сановные церковнослужители обычно держали открытый дом, и у Тиллотсона всегда был богатый и роскошный стол. По словам Джона Бердмора, «он был очень славный человек, доброжелательный и любезный, и если друзья обращались к нему за помощью, он неизменно предоставлял в их распоряжение все свое влияние и власть». В разговоре, пишет Бердмор, архиепископ выказывал веселость и остроумие. Приведенные примеры, однако, не впечатляют. Некий сэр Джон Тревор, бывший спикер палаты общин, отставленный за взяточничество, проходя в палате лордов мимо архиепископа, громко произнес: «Терпеть не могу фанатиков в батистовых рукавах!» – на что архиепископ ответил: «А я не люблю плутов в любых рукавах». Доктор Саут написал книгу, в которой пренебрежительно отозвался об архиепископе, и просил своего друга узнать мнение на этот счет самого Тиллотсона. Тиллотсон, довольно еще мягко, сказал, что доктор Саут пишет, как человек, зато кусает, как собака. Саут, узнав о словах архиепископа, ответил, что лучше кусаться, как собака, чем как собака ластиться. Тогда архиепископ заявил, что предпочел бы быть ласковым спаниелем, чем злобной дворняжкой. Оба не блещут находчивостью.